Проблема уйгурского национального движения в векторе отношений КНР с центральноазиатскими странами
Проблема уйгурского освободительного движения является весьма сложной, многогранной, многомерной и одновременно малоизученной. Здесь необходимо четко понимать крайнюю политизацию и искажение проблемы сепаратизма, в том числе уйгурского. Поэтому в настоящей статье основное внимание уделено лишь одному аспекту – внешнеполитической составляющей вопроса: политике КНР в контексте отношений с тюркскими республиками Центральной Азии. 
На наш взгляд, как с точки зрения данного ракурса, так и в целом, "проблема уйгурского сепаратизма" сегодня остается, пожалуй, одной из ключевых в плане сохранения региональной безопасности, обеспечения положительной динамики развития сотрудничества между Китаем, странами Центральной Азии, Россией, Афганистаном и смежными пространствами. Соответственно и основные решения данной проблемы должны лежать в плоскости усиления взаимодействия между этими странами и, в первую очередь, в рамках ШОС.
С точки зрения КНР "проблема уйгурского сепаратизма" является крайне актуальной, так как уйгурский сепаратизм исторически остается для Китая фактором нестабильности и несет в себе угрозу территориальной целостности страны. Распад Советского Союза и появление в Центральной Азии (ЦА) новых суверенных образований, государственность в которых стала формироваться преимущественно на этнонациональной основе, косвенно стимулировали активизацию этнического сепаратизма в Китае и, в частности в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР, исторический Восточный Туркестан) КНР. Более того, некоторые современные тенденции в развитии политических и социально-экономических процессов в центральноазиатских государствах, а также складывающаяся вокруг региона ЦА ситуация в целом способствуют своеобразной кооперации уйгурских сепаратистов с различного рода радикальными кругами за пределами Синьцзяна. Это, в свою очередь, уже позволило руководству Китая принципиально изменить подходы к "проблеме уйгурского сепаратизма" и рассматривать ее не только как "чисто" внутреннее явление, но и как составную часть проблемы международного терроризма, решение которой требует совместных усилий.
К истории вопроса
Уйгуры являются одним из самых древних народов, населяющих территорию нынешнего СУАР и проживающих крупными диаспорами в ряде стран Центральной Азии. Первое уйгурское государственное образование – Уйгурский каганат, был основан в VIII веке и просуществовал около 100 лет. В более поздний период уйгуры еще несколько раз создавали свои государства, которые не отличались прочной государственностью и долголетием. В XVII веке уйгурами было основано очередное образование под названием Восточный Туркестан. Однако в 1760 году под натиском маньчжурско-китайских войск уйгуры лишились своей независимости, а регион был окончательно включен в состав китайской империи и стал называться Синьцзяном, по-китайски – "новая граница".
С момента присоединения Синьцзяна к Китайской империи, проживающие на данной территории коренные этносы, в первую очередь самый многочисленный – уйгурский, постоянно боролись за независимость, используя для этого как внутренние ресурсы, так и помощь извне. В XIX веке в национально-освободительной борьбе уйгуров против китайских властей самое активное участие принимали представители различных этнических (в основном тюркских) групп Центральной Азии – жители Коканда, Бухары, Хивы и Бадахшана.
Уже в XX веке уйгурам при поддержке других народностей, населяющих Синьцзян, дважды удавалось провозглашать независимость от китайских властей: 1933 год – создание Исламской Восточно-Туркестанской республики, 1944 год – просоветской Восточно-Туркестанской республики (просуществовала вплоть до 1949 года), активную помощь которой оказывал Советский Союз. В середине 40-х годов советское руководство даже рассматривало вопрос о создании на территории Казахской ССР Уйгурской автономной области, которая должна была служить своего рода тыловой базой для провозглашенной уйгурами на части Синьцзяна Восточно-Туркестанской Республики и противостояния правящему тогда в Китае правительству Чан Кайши (Национальная партия "Гоминьдан").
После того, как к власти в Китае в 1949 году пришли коммунисты во главе с Мао Цзэдуном, Пекин, благодаря поддержке Москвы, полностью восстановил утраченные позиции в Синьцзяне, а с 1955 года данный регион приобрел статус Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Однако, проводимая впоследствии китайским руководством в СУАР политика, нередко вызывала протест со стороны проживающих в Синьцзяне этносов, в первую очередь уйгуров, что зачастую принимало форму вооруженного противостояния с властями.
Пекину в целом удавалось держать ситуацию под контролем, однако сепаратистские выступления вызывали у руководства Китая достаточно серьезную обеспокоенность. Данная озабоченность усиливалась еще и опасением возможного повторения исторических прецедентов разыгрывания "уйгурской карты" и поддержки национального сепаратизма со стороны ближайших соседей, в том числе и СССР. В начале 60-х годов, когда наступило охлаждение советско-китайских отношений, по решению ЦК КПСС в восточных районах Казахстана было создано несколько поселений для уйгуров из СУАР, которые затем привлекались соответствующими структурами для ведения антикитайской пропаганды.
Во второй половине 80-х годов, на фоне начавшейся в Советском Союзе "перестройки" и определенной либерализации внутриполитической обстановки в самом Китае, в Синьцзяне стала отмечаться заметная активизация деятельности уйгурских сепаратистов, направленная на выход из состава КНР и провозглашение независимого государства Восточный Туркестан.
Развитие ситуации в Центральной Азии и активизация уйгурского сепаратизма
Распад СССР и появление в Центральной Азии новых независимых государств явились своего рода катализатором очередного всплеска сепаратистских настроений в СУАР. Сам факт обретения суверенитета и создания национальных государств этнически и религиозно близких народов региона оказал значительное влияние на настроения местного населения Восточного Туркестана, прежде всего уйгуров, которые восприняли события на постсоветском пространстве как наглядный пример в деле достижения национальной независимости.
Это не могло не вызывать тревогу у Пекина, особенно, с учетом наличия в центральноазиатских странах (Казахстане, Кыргызстане и Узбекистане) достаточно многочисленной уйгурской диаспоры, насчитывающей, по различным оценкам, от 300 до 500 тысяч человек. Тем более, что в начале 90-х годов, в условиях формирования государственности и во многом объективной слабости правоохранительных структур постсоветских республик Центральной Азии, на территории Казахстана и Кыргызстана активизировался ряд уйгурских организаций националистического толка, в частности "Международный комитет освобождения Туркестана" (бывший "Национальный фронт Восточного Туркестана"), "Организация освобождения Туркестана", "Объединенная ассоциации уйгуров", которые начали помогать своим соплеменникам в СУАР с целью воссоздания независимого государства "Уйгурстан".
Уже с 1992 года через указанные организации в Синьцзян - Восточный Туркестан стали поступать идеологическая литература и финансовые средства из Саудовской Аравии и Турции, радикалистские круги которых выступали с поддержкой сторонников создания государства "Уйгурстан". После того, как Всемирный уйгурский курултай, состоявшийся в г.Стамбуле (Турция) в декабре 1992 года, принял решение о переходе к вооруженным методам борьбы за "независимость", в СУАР началась и переброска оружия. Его значительная часть поступала транзитом через территории центральноазиатских республик. Отмечались также попытки приобретения и хищения оружия на армейских складах с целью дальнейшей переброски в Синьцзян.
Кроме того, спасаясь от преследований китайских властей, в Кыргызстане и Казахстане в местах проживания уйгурской диаспоры стали укрываться члены сепаратистских группировок из СУАР, которые пытались вести антикитайскую деятельность с использованием возможностей организаций радикального толка, действующих в центральноазиатских государствах.
В частности, со второй половины 90-х годов в ЦА стала отмечаться заметная активизация различного рода экстремистских организаций и группировок, в первую очередь партии "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами" и так называемого "Исламского Движения Узбекистана" (ИДУ), членами которых становились и уйгуры. Через них указанные структуры установили связь с сепаратистским подпольем в Синьцзяне, что позволило организовать между ними практическое взаимодействие. В частности, по данным российских источников, в 1997 году подданный Саудовской Аравии, уйгур по национальности М.Туркистони передал лидеру ИДУ Т.Юлдашеву крупную сумму денег для закупки оружия. Половина его в соответствии с требованиями Туркистони была переправлена уйгурским сепаратистам в СУАР.
В 2001 году произошло достаточно знаковое событие, которое наглядно демонстрировало начавшийся процесс сращивания радикальных кругов Центральной Азии и Синьцзяна. Было объявлено, что вместо "Исламского Движения Узбекистана" формируется "Исламское Движение Туркестана" ("Хезби исломи Туркистон"), которое, по заявлению лидера т.н. ИДУ Т.Юлдашева, должно было объединить ряд экстремистских группировок Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Узбекистана и СУАР КНР. И хотя руководство т.н. ИДУ пыталось выдать желаемое за действительное, сам факт подобной пропагандистской акции свидетельствовал о нарастающей тенденции все более тесного взаимодействия радикальных сил из ЦА и СУАР.
На современном этапе, как отмечают правоохранительные структуры центральноазиатских государств, регион по-прежнему остается объектом деятельности различного рода радикальных и экстремистских группировок, которые, помимо прочего, используют ЦА в качестве базы для осуществления подрывных действий в отношении сопредельных стран, в том числе и Китая. Наглядным подтверждением этому является деятельность организации "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами", которая еще с конца 90-х годов развернула в различных городах СУАР свои первичные ячейки и стала вести пропагандистскую работу с призывами установления в Синьцзяне "халифата", что, в принципе, совпадало с задачами и целями наиболее радикальных уйгурских группировок.
По информации представителей министерства общественной безопасности КНР, на сегодняшний день деятельность сторонников "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами" в Синьцзяне, особенно в южных районах (Кашгар, Аксу), где среди населения сильны именно исламистские настроения, заметно расширилась и по своей активности уступает лишь самой известной и многочисленной уйгурской сепаратистской организации – "Исламская партия Восточного Туркестана" (ИПВТ). Не случайно, в ходе произошедших в СУАР летом 2008 года беспорядков и актов насилия против представителей властей, правоохранительными органами наряду с членами ряда уйгурских группировок задержаны и активисты "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами", шесть из которых впоследствии, по сообщению информационного агентства "Синьхуа", были приговорены к пожизненному заключению и смертной казни.
Озвученные в начале 2009 года китайскими властями данные о том, что в 2008 году только в Синьцзяне было арестовано свыше 1300 "сепаратистов и религиозных экстремистов", ликвидировано более 40 их тренировочных лагерей, лишь подтверждают тенденцию роста сплоченности и скоординированности в действиях радикальных группировок в СУАР со своими единомышленниками за пределами КНР, в том числе и в Центральной Азии.
Усилия Китая на центральноазиатском направлении по нейтрализации "проблемы уйгурского сепаратизма"
С момента образования в Центральной Азии независимых государств, в Пекине, безусловно, присутствовало понимание того, что развитие ситуации в данном сегменте постсоветского пространства будет сопровождаться болезненными процессами, которые создадут благоприятную почву для деятельности в регионе различного рода экстремистских и радикальных кругов, их возможной смычки с уйгурскими сепаратистами в Синьцзяне. Это, в свою очередь, негативным образом будет сказываться на безопасности СУАР и КНР в целом.
После распада Советского Союза китайские власти вынуждены были пойти на принятие ряда превентивных мер с целью пресечения возможной поддержки уйгурских сепаратистских группировок в СУАР извне. С этой целью Китай в начале 90-х годов усилил режим охраны границы с центральноазиатскими государствами и ужесточил въезд на свою территорию. Было увеличено количество пограничных нарядов и постов, а на маршрутах перемещения "челноков", которые с распадом СССР в массовом порядке стали посещать СУАР, спецслужбы КНР установили жесткий контроль.
Параллельно с началом развития межгосударственных связей с государствами ЦА, тезисы о запрещении деятельности уйгурских сепаратистских организаций на территории центральноазиатских республик постоянно озвучивались официальными лицами КНР в ходе переговоров на самых различных уровнях и затем включались в документы, регламентирующие двусторонние отношения. Благодаря предпринятым усилиям политического и дипломатического характера, Пекину удалось заручиться официальной поддержкой стран Центральной Азии в необходимости борьбы с уйгурским сепаратизмом. Китайская сторона получила от руководителей центральноазиатских государств заверения в том, что "они выступают против всякого рода национального сепаратизма, не допускают на своей территории направленную против КНР сепаратистскую деятельность любых организаций и сил".
Наиболее тесное взаимодействие Китая по данной проблеме было налажено с Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном, в которых имеются довольно сильные уйгурские диаспоры.
Казахстан
Именно Казахстан, в силу наличия на территории республики самой многочисленной уйгурской диаспоры и различного рода уйгурских националистических организаций, которые активизировались в начале 90-х годов, стал для Китая основным визави в плане противодействия уйгурскому сепаратизму. Не случайно, весной 1993 года МИД КНР официальной нотой протеста обвинил Казахстан в том, что "он уклоняется от принятия мер по нейтрализации деятельности в республике уйгурских сепаратистов, стремящихся воссоздать государственность "Восточного Туркестана".
Уже в 1995 году деятельность уйгурских националистических организаций в Казахстане была официально запрещена. Генеральная прокуратура Казахстана проверив и установив незаконность деятельности "Объединенного национального революционного фронта Восточного Туркестана" и "Организации освобождения Уйгурстана" и их центральных органов – газет "Голос Восточного Туркестана" и "Уйгурстан", вынесла предписание о незамедлительном прекращении их деятельности.
Казахстанские власти также начали высылать из страны тех китайских уйгуров, которые проживали в республике без официального разрешения. Кроме того, по запросу Китая правоохранительные органы Казахстана стали задерживать и депортировать в КНР участников сепаратистского движения, под различными предлогами, выезжающими из СУАР. Например, в 2000 году казахстанские спецслужбы установили конспиративную квартиру в г.Алматы, где некоторое время скрывались уйгурские боевики из Синьцзяна, которые при задержании оказали вооруженное сопротивление и трое из них были убиты.
В сентябре 2004 года в соответствии с законом "О борьбе с терроризмом" Комитетом национальной безопасности Казахстана на рассмотрение Генеральной прокуратуры был внесен список ряда организаций, в число которых, наряду "Курдским народным конгрессом" и "Исламским движением Узбекистана", входила и уйгурская сепаратистская группировка – "Исламская партия Восточного Туркестана", деятельность которых, по оценке КНБ, направлена на подрыв существующего конституционного строя и разжигание межнациональной розни. В свою очередь Генпрокуратура Казахстана направила представление об этих организациях в Верховный суд, который признал эти международные организации террористическими и запретил их деятельность на территории республики.
Кыргызстан
Аналогичные действия с середины 90-х годов предпринимались и в Кыргызстане. В 1996 году уйгурские активисты попытались зарегистрировать "Партию за освобождение Восточного Туркестана", однако Министерство юстиции Кыргызстана отказалось это сделать на том основании, что национальное законодательство запрещает легализацию партий, ставящих своей целью обособление территорий сопредельного государства. В Кыргызстане также был введен запрет на проведение представителями уйгурской общины массовых акций, направленных на поддержку сепаратистов в СУАР. В результате действий кыргызских властей наиболее активные сторонники идеи создания независимого государства в Синьцзяне из числа уйгур, проживающих в Кыргызстане, вынуждены были уйти в подполье. Однако свою деятельность они не свернули, а при поддержке своих соплеменников из СУАР все чаще стали использовать тактику террора.
В частности, 1 мая 1998 года в городе Ош на юге Кыргызстана было взорвано маршрутное такси, в результате два человека были убиты и 12 ранены. Через некоторое время кыргызские правоохранительные органы арестовали по этому делу пять человек, трое из которых были уйгурами из СУАР, прошедшими подготовку в лагерях в Афганистане. В 2000 году в г.Бишкеке за отказ пожертвовать деньги на нужды сепаратистского движения в Синьцзяне был убит председатель культурно-просветительского общества уйгуров Кыргызстана "Иттипак" ("Единство") Негмат Базаков. В 2002 году в г.Бишкеке от рук уйгурских боевиков погибли консул посольства КНР в Кыргызстане и бизнесмен из СУАР. В 2003 году расстрелян автобус с китайскими челноками, в результате чего погибло 19 граждан КНР.
Узбекистан
Проблема деятельности уйгурских сепаратистов в Узбекистане практически не обозначалась, поскольку ситуация находилась в целом под контролем правоохранительных структур и местная уйгурская община (около 40 тысяч человек) старалась стоять в стороне от любых антикитайских акций. Узбекские власти, придерживаясь взятых на себя обязательств, старались не допускать появления на территории республики членов уйгурских сепаратистских организаций. Наглядным примером подобной деятельности может служить случай, получивший освещение в СМИ, с задержанием спецслужбами Узбекистана в марте 2006 года и последующей экстрадицией в Китай прибывшего из Канады уроженца Кашгара Хусейнджана Джелили, который в середине 90-х годов был заочно осужден в КНР за участие в уйгурском сепаратистском движении.
Многосторонний формат
С целью борьбы с уйгурским сепаратизмом Китай предпринимал усилия не только в формате двусторонних отношений, но и на многосторонней основе. В 1996 году, по инициативе Китая в рамках "Шанхайской пятерки" на обсуждение был поставлен "уйгурский вопрос", по которому была выработана и документально закреплена общая позиция. Уже в рамках сформированной в 2001 году Китаем, Россией, Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном Шанхайской организации сотрудничества, была подписана совместная Конвенция "О борьбе с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом", которая предусматривала еще более тесное взаимодействие между государствами Центральной Азии, Китаем и Россией в данном направлении. В последующем страны-члены ШОС неоднократно подтверждали неприятие любых проявлений национального сепаратизма и согласованность подходов в противодействии сепаратистской деятельности на своих территориях.
Правда, в августе 2008 года на очередном саммите ШОС в г.Душанбе государствам-членам Организации пришлось решать непростую для себя задачу – выработать общую позицию по событиям в Южной Осетии и Абхазии, в которых непосредственное участие принимала Россия. Сдержанность в официальных оценках со стороны государств ЦА и особая позиция делегации КНР по данному вопросу является прямым следствие того, насколько болезненной является для Китая "проблема национального сепаратизма", в первую очередь уйгурского.
***
В целом, можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что в результате активных шагов, предпринимаемых Пекином на центральноазиатском направлении, была принята и по настоящее время проводится согласованная между КНР и странами ЦА политика в отношении "проблемы уйгурского сепаратизма". Однако, очевидно и то, что рассматривать данную "проблему" в столь узком ракурсе представляется в корне неправильным, в том числе и на современном этапе, когда в результате набирающего обороты мирового финансового кризиса в сложных социально-экономических условиях оказались как сам Китай, так и государства Центральной Азии. Сокращение объемов внешней торговли и спад промышленного производства, рост числа безработных – вот далеко не полный перечень возможных негативных последствий.
В отсутствии скоординированной социально-экономической политики в рамках ШОС и четкого плана преодоления кризиса совместными усилиями, указанные последствия несомненно могут способствовать формированию благоприятной почвы для активизации деятельности радикальных сил, в том числе и сепаратиских. В Пекине и странах региона прекрасно осознают сохраняющуюся остроту "проблемы уйгурского сепаратизма", тем более, что в последние годы она "идет" во все более тесном тандеме с проблемами религиозного экстремизма, политического ислама и нестабильности в Афганистане.
Поэтому, очевидно, что если не смотреть на данный комплекс проблем в более широком и стратегическом контексте, их долгосрочное решение будет маловероятным. Подобная перспектива не отвечает интересам национальной безопасности ни Китая, ни государств ЦА, ни России, что в обозримом будущем должно предопределить их более тесное и доверительное взаимодействие по проблемам и проблемным моментам в сферах политики, экономики и безопасности, способным дестабилизировать любой из национальных сегментов геополитического пространства ШОС.
Во-первых, данное взаимодействие должно поставить во главу угла задачу усиления именно аналитического потенциала ШОС: создания постоянно действующих в рамках Организации исследовательских механизмов и проектов, аналитического и аналитико-прогнозного сопровождения принимаемых решений.
Во-вторых, задачи по стабилизации Афганистана и социально-экономическому развитию ШОС, как представляется, должны выйти на передний план деятельности Организации. В этом контексте особого внимания заслуживает идея создания масштабной программы ШОС по комплексному развитию именно внутренних территорий Евразии (Центральная Азия, СУАР, Сибирь, Афганистан), обладающих схожими геоэкономическими условиями и, соответственно, требующих схожих и общих подходов к решению существующих здесь проблем. Одними из первых шагов в данном направлении должно стать создание водно-энергетической и инновационно-промышленной схем интеграции в рамках ШОС. Именно в этих условиях – условиях развития региональной интеграции, острота вопроса уйгурского (и этнического в целом) сепаратизма может быть снижена заметно.
В-третьих, отдельной задачей должна стать более тесная координация усилий со странами-наблюдателями ШОС, характер участия которых в решении ключевых проблем Организации и будет являться главным индикатором их реальной готовности к полноправному членству в данной структуре.
Безусловно, что подобные задачи требуют принципиального реформирования ШОС, выработку новой стратегии и идеологии развития Организации. Готова ли сегодня к этому сама ШОС? И если не готова, то тогда какая судьба ее ждет завтра?
Николай Гусейнов, специально для TuranToday.com
На наш взгляд, как с точки зрения данного ракурса, так и в целом, "проблема уйгурского сепаратизма" сегодня остается, пожалуй, одной из ключевых в плане сохранения региональной безопасности, обеспечения положительной динамики развития сотрудничества между Китаем, странами Центральной Азии, Россией, Афганистаном и смежными пространствами. Соответственно и основные решения данной проблемы должны лежать в плоскости усиления взаимодействия между этими странами и, в первую очередь, в рамках ШОС.
С точки зрения КНР "проблема уйгурского сепаратизма" является крайне актуальной, так как уйгурский сепаратизм исторически остается для Китая фактором нестабильности и несет в себе угрозу территориальной целостности страны. Распад Советского Союза и появление в Центральной Азии (ЦА) новых суверенных образований, государственность в которых стала формироваться преимущественно на этнонациональной основе, косвенно стимулировали активизацию этнического сепаратизма в Китае и, в частности в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР, исторический Восточный Туркестан) КНР. Более того, некоторые современные тенденции в развитии политических и социально-экономических процессов в центральноазиатских государствах, а также складывающаяся вокруг региона ЦА ситуация в целом способствуют своеобразной кооперации уйгурских сепаратистов с различного рода радикальными кругами за пределами Синьцзяна. Это, в свою очередь, уже позволило руководству Китая принципиально изменить подходы к "проблеме уйгурского сепаратизма" и рассматривать ее не только как "чисто" внутреннее явление, но и как составную часть проблемы международного терроризма, решение которой требует совместных усилий.
К истории вопроса
Уйгуры являются одним из самых древних народов, населяющих территорию нынешнего СУАР и проживающих крупными диаспорами в ряде стран Центральной Азии. Первое уйгурское государственное образование – Уйгурский каганат, был основан в VIII веке и просуществовал около 100 лет. В более поздний период уйгуры еще несколько раз создавали свои государства, которые не отличались прочной государственностью и долголетием. В XVII веке уйгурами было основано очередное образование под названием Восточный Туркестан. Однако в 1760 году под натиском маньчжурско-китайских войск уйгуры лишились своей независимости, а регион был окончательно включен в состав китайской империи и стал называться Синьцзяном, по-китайски – "новая граница".
С момента присоединения Синьцзяна к Китайской империи, проживающие на данной территории коренные этносы, в первую очередь самый многочисленный – уйгурский, постоянно боролись за независимость, используя для этого как внутренние ресурсы, так и помощь извне. В XIX веке в национально-освободительной борьбе уйгуров против китайских властей самое активное участие принимали представители различных этнических (в основном тюркских) групп Центральной Азии – жители Коканда, Бухары, Хивы и Бадахшана.
Уже в XX веке уйгурам при поддержке других народностей, населяющих Синьцзян, дважды удавалось провозглашать независимость от китайских властей: 1933 год – создание Исламской Восточно-Туркестанской республики, 1944 год – просоветской Восточно-Туркестанской республики (просуществовала вплоть до 1949 года), активную помощь которой оказывал Советский Союз. В середине 40-х годов советское руководство даже рассматривало вопрос о создании на территории Казахской ССР Уйгурской автономной области, которая должна была служить своего рода тыловой базой для провозглашенной уйгурами на части Синьцзяна Восточно-Туркестанской Республики и противостояния правящему тогда в Китае правительству Чан Кайши (Национальная партия "Гоминьдан").
После того, как к власти в Китае в 1949 году пришли коммунисты во главе с Мао Цзэдуном, Пекин, благодаря поддержке Москвы, полностью восстановил утраченные позиции в Синьцзяне, а с 1955 года данный регион приобрел статус Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Однако, проводимая впоследствии китайским руководством в СУАР политика, нередко вызывала протест со стороны проживающих в Синьцзяне этносов, в первую очередь уйгуров, что зачастую принимало форму вооруженного противостояния с властями.
Пекину в целом удавалось держать ситуацию под контролем, однако сепаратистские выступления вызывали у руководства Китая достаточно серьезную обеспокоенность. Данная озабоченность усиливалась еще и опасением возможного повторения исторических прецедентов разыгрывания "уйгурской карты" и поддержки национального сепаратизма со стороны ближайших соседей, в том числе и СССР. В начале 60-х годов, когда наступило охлаждение советско-китайских отношений, по решению ЦК КПСС в восточных районах Казахстана было создано несколько поселений для уйгуров из СУАР, которые затем привлекались соответствующими структурами для ведения антикитайской пропаганды.
Во второй половине 80-х годов, на фоне начавшейся в Советском Союзе "перестройки" и определенной либерализации внутриполитической обстановки в самом Китае, в Синьцзяне стала отмечаться заметная активизация деятельности уйгурских сепаратистов, направленная на выход из состава КНР и провозглашение независимого государства Восточный Туркестан.
Развитие ситуации в Центральной Азии и активизация уйгурского сепаратизма
Распад СССР и появление в Центральной Азии новых независимых государств явились своего рода катализатором очередного всплеска сепаратистских настроений в СУАР. Сам факт обретения суверенитета и создания национальных государств этнически и религиозно близких народов региона оказал значительное влияние на настроения местного населения Восточного Туркестана, прежде всего уйгуров, которые восприняли события на постсоветском пространстве как наглядный пример в деле достижения национальной независимости.
Это не могло не вызывать тревогу у Пекина, особенно, с учетом наличия в центральноазиатских странах (Казахстане, Кыргызстане и Узбекистане) достаточно многочисленной уйгурской диаспоры, насчитывающей, по различным оценкам, от 300 до 500 тысяч человек. Тем более, что в начале 90-х годов, в условиях формирования государственности и во многом объективной слабости правоохранительных структур постсоветских республик Центральной Азии, на территории Казахстана и Кыргызстана активизировался ряд уйгурских организаций националистического толка, в частности "Международный комитет освобождения Туркестана" (бывший "Национальный фронт Восточного Туркестана"), "Организация освобождения Туркестана", "Объединенная ассоциации уйгуров", которые начали помогать своим соплеменникам в СУАР с целью воссоздания независимого государства "Уйгурстан".
Уже с 1992 года через указанные организации в Синьцзян - Восточный Туркестан стали поступать идеологическая литература и финансовые средства из Саудовской Аравии и Турции, радикалистские круги которых выступали с поддержкой сторонников создания государства "Уйгурстан". После того, как Всемирный уйгурский курултай, состоявшийся в г.Стамбуле (Турция) в декабре 1992 года, принял решение о переходе к вооруженным методам борьбы за "независимость", в СУАР началась и переброска оружия. Его значительная часть поступала транзитом через территории центральноазиатских республик. Отмечались также попытки приобретения и хищения оружия на армейских складах с целью дальнейшей переброски в Синьцзян.
Кроме того, спасаясь от преследований китайских властей, в Кыргызстане и Казахстане в местах проживания уйгурской диаспоры стали укрываться члены сепаратистских группировок из СУАР, которые пытались вести антикитайскую деятельность с использованием возможностей организаций радикального толка, действующих в центральноазиатских государствах.
В частности, со второй половины 90-х годов в ЦА стала отмечаться заметная активизация различного рода экстремистских организаций и группировок, в первую очередь партии "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами" и так называемого "Исламского Движения Узбекистана" (ИДУ), членами которых становились и уйгуры. Через них указанные структуры установили связь с сепаратистским подпольем в Синьцзяне, что позволило организовать между ними практическое взаимодействие. В частности, по данным российских источников, в 1997 году подданный Саудовской Аравии, уйгур по национальности М.Туркистони передал лидеру ИДУ Т.Юлдашеву крупную сумму денег для закупки оружия. Половина его в соответствии с требованиями Туркистони была переправлена уйгурским сепаратистам в СУАР.
В 2001 году произошло достаточно знаковое событие, которое наглядно демонстрировало начавшийся процесс сращивания радикальных кругов Центральной Азии и Синьцзяна. Было объявлено, что вместо "Исламского Движения Узбекистана" формируется "Исламское Движение Туркестана" ("Хезби исломи Туркистон"), которое, по заявлению лидера т.н. ИДУ Т.Юлдашева, должно было объединить ряд экстремистских группировок Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Узбекистана и СУАР КНР. И хотя руководство т.н. ИДУ пыталось выдать желаемое за действительное, сам факт подобной пропагандистской акции свидетельствовал о нарастающей тенденции все более тесного взаимодействия радикальных сил из ЦА и СУАР.
На современном этапе, как отмечают правоохранительные структуры центральноазиатских государств, регион по-прежнему остается объектом деятельности различного рода радикальных и экстремистских группировок, которые, помимо прочего, используют ЦА в качестве базы для осуществления подрывных действий в отношении сопредельных стран, в том числе и Китая. Наглядным подтверждением этому является деятельность организации "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами", которая еще с конца 90-х годов развернула в различных городах СУАР свои первичные ячейки и стала вести пропагандистскую работу с призывами установления в Синьцзяне "халифата", что, в принципе, совпадало с задачами и целями наиболее радикальных уйгурских группировок.
По информации представителей министерства общественной безопасности КНР, на сегодняшний день деятельность сторонников "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами" в Синьцзяне, особенно в южных районах (Кашгар, Аксу), где среди населения сильны именно исламистские настроения, заметно расширилась и по своей активности уступает лишь самой известной и многочисленной уйгурской сепаратистской организации – "Исламская партия Восточного Туркестана" (ИПВТ). Не случайно, в ходе произошедших в СУАР летом 2008 года беспорядков и актов насилия против представителей властей, правоохранительными органами наряду с членами ряда уйгурских группировок задержаны и активисты "Хизб ут-Тахрир аль-Ислами", шесть из которых впоследствии, по сообщению информационного агентства "Синьхуа", были приговорены к пожизненному заключению и смертной казни.
Озвученные в начале 2009 года китайскими властями данные о том, что в 2008 году только в Синьцзяне было арестовано свыше 1300 "сепаратистов и религиозных экстремистов", ликвидировано более 40 их тренировочных лагерей, лишь подтверждают тенденцию роста сплоченности и скоординированности в действиях радикальных группировок в СУАР со своими единомышленниками за пределами КНР, в том числе и в Центральной Азии.
Усилия Китая на центральноазиатском направлении по нейтрализации "проблемы уйгурского сепаратизма"
С момента образования в Центральной Азии независимых государств, в Пекине, безусловно, присутствовало понимание того, что развитие ситуации в данном сегменте постсоветского пространства будет сопровождаться болезненными процессами, которые создадут благоприятную почву для деятельности в регионе различного рода экстремистских и радикальных кругов, их возможной смычки с уйгурскими сепаратистами в Синьцзяне. Это, в свою очередь, негативным образом будет сказываться на безопасности СУАР и КНР в целом.
После распада Советского Союза китайские власти вынуждены были пойти на принятие ряда превентивных мер с целью пресечения возможной поддержки уйгурских сепаратистских группировок в СУАР извне. С этой целью Китай в начале 90-х годов усилил режим охраны границы с центральноазиатскими государствами и ужесточил въезд на свою территорию. Было увеличено количество пограничных нарядов и постов, а на маршрутах перемещения "челноков", которые с распадом СССР в массовом порядке стали посещать СУАР, спецслужбы КНР установили жесткий контроль.
Параллельно с началом развития межгосударственных связей с государствами ЦА, тезисы о запрещении деятельности уйгурских сепаратистских организаций на территории центральноазиатских республик постоянно озвучивались официальными лицами КНР в ходе переговоров на самых различных уровнях и затем включались в документы, регламентирующие двусторонние отношения. Благодаря предпринятым усилиям политического и дипломатического характера, Пекину удалось заручиться официальной поддержкой стран Центральной Азии в необходимости борьбы с уйгурским сепаратизмом. Китайская сторона получила от руководителей центральноазиатских государств заверения в том, что "они выступают против всякого рода национального сепаратизма, не допускают на своей территории направленную против КНР сепаратистскую деятельность любых организаций и сил".
Наиболее тесное взаимодействие Китая по данной проблеме было налажено с Казахстаном, Кыргызстаном и Узбекистаном, в которых имеются довольно сильные уйгурские диаспоры.
Казахстан
Именно Казахстан, в силу наличия на территории республики самой многочисленной уйгурской диаспоры и различного рода уйгурских националистических организаций, которые активизировались в начале 90-х годов, стал для Китая основным визави в плане противодействия уйгурскому сепаратизму. Не случайно, весной 1993 года МИД КНР официальной нотой протеста обвинил Казахстан в том, что "он уклоняется от принятия мер по нейтрализации деятельности в республике уйгурских сепаратистов, стремящихся воссоздать государственность "Восточного Туркестана".
Уже в 1995 году деятельность уйгурских националистических организаций в Казахстане была официально запрещена. Генеральная прокуратура Казахстана проверив и установив незаконность деятельности "Объединенного национального революционного фронта Восточного Туркестана" и "Организации освобождения Уйгурстана" и их центральных органов – газет "Голос Восточного Туркестана" и "Уйгурстан", вынесла предписание о незамедлительном прекращении их деятельности.
Казахстанские власти также начали высылать из страны тех китайских уйгуров, которые проживали в республике без официального разрешения. Кроме того, по запросу Китая правоохранительные органы Казахстана стали задерживать и депортировать в КНР участников сепаратистского движения, под различными предлогами, выезжающими из СУАР. Например, в 2000 году казахстанские спецслужбы установили конспиративную квартиру в г.Алматы, где некоторое время скрывались уйгурские боевики из Синьцзяна, которые при задержании оказали вооруженное сопротивление и трое из них были убиты.
В сентябре 2004 года в соответствии с законом "О борьбе с терроризмом" Комитетом национальной безопасности Казахстана на рассмотрение Генеральной прокуратуры был внесен список ряда организаций, в число которых, наряду "Курдским народным конгрессом" и "Исламским движением Узбекистана", входила и уйгурская сепаратистская группировка – "Исламская партия Восточного Туркестана", деятельность которых, по оценке КНБ, направлена на подрыв существующего конституционного строя и разжигание межнациональной розни. В свою очередь Генпрокуратура Казахстана направила представление об этих организациях в Верховный суд, который признал эти международные организации террористическими и запретил их деятельность на территории республики.
Кыргызстан
Аналогичные действия с середины 90-х годов предпринимались и в Кыргызстане. В 1996 году уйгурские активисты попытались зарегистрировать "Партию за освобождение Восточного Туркестана", однако Министерство юстиции Кыргызстана отказалось это сделать на том основании, что национальное законодательство запрещает легализацию партий, ставящих своей целью обособление территорий сопредельного государства. В Кыргызстане также был введен запрет на проведение представителями уйгурской общины массовых акций, направленных на поддержку сепаратистов в СУАР. В результате действий кыргызских властей наиболее активные сторонники идеи создания независимого государства в Синьцзяне из числа уйгур, проживающих в Кыргызстане, вынуждены были уйти в подполье. Однако свою деятельность они не свернули, а при поддержке своих соплеменников из СУАР все чаще стали использовать тактику террора.
В частности, 1 мая 1998 года в городе Ош на юге Кыргызстана было взорвано маршрутное такси, в результате два человека были убиты и 12 ранены. Через некоторое время кыргызские правоохранительные органы арестовали по этому делу пять человек, трое из которых были уйгурами из СУАР, прошедшими подготовку в лагерях в Афганистане. В 2000 году в г.Бишкеке за отказ пожертвовать деньги на нужды сепаратистского движения в Синьцзяне был убит председатель культурно-просветительского общества уйгуров Кыргызстана "Иттипак" ("Единство") Негмат Базаков. В 2002 году в г.Бишкеке от рук уйгурских боевиков погибли консул посольства КНР в Кыргызстане и бизнесмен из СУАР. В 2003 году расстрелян автобус с китайскими челноками, в результате чего погибло 19 граждан КНР.
Узбекистан
Проблема деятельности уйгурских сепаратистов в Узбекистане практически не обозначалась, поскольку ситуация находилась в целом под контролем правоохранительных структур и местная уйгурская община (около 40 тысяч человек) старалась стоять в стороне от любых антикитайских акций. Узбекские власти, придерживаясь взятых на себя обязательств, старались не допускать появления на территории республики членов уйгурских сепаратистских организаций. Наглядным примером подобной деятельности может служить случай, получивший освещение в СМИ, с задержанием спецслужбами Узбекистана в марте 2006 года и последующей экстрадицией в Китай прибывшего из Канады уроженца Кашгара Хусейнджана Джелили, который в середине 90-х годов был заочно осужден в КНР за участие в уйгурском сепаратистском движении.
Многосторонний формат
С целью борьбы с уйгурским сепаратизмом Китай предпринимал усилия не только в формате двусторонних отношений, но и на многосторонней основе. В 1996 году, по инициативе Китая в рамках "Шанхайской пятерки" на обсуждение был поставлен "уйгурский вопрос", по которому была выработана и документально закреплена общая позиция. Уже в рамках сформированной в 2001 году Китаем, Россией, Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном Шанхайской организации сотрудничества, была подписана совместная Конвенция "О борьбе с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом", которая предусматривала еще более тесное взаимодействие между государствами Центральной Азии, Китаем и Россией в данном направлении. В последующем страны-члены ШОС неоднократно подтверждали неприятие любых проявлений национального сепаратизма и согласованность подходов в противодействии сепаратистской деятельности на своих территориях.
Правда, в августе 2008 года на очередном саммите ШОС в г.Душанбе государствам-членам Организации пришлось решать непростую для себя задачу – выработать общую позицию по событиям в Южной Осетии и Абхазии, в которых непосредственное участие принимала Россия. Сдержанность в официальных оценках со стороны государств ЦА и особая позиция делегации КНР по данному вопросу является прямым следствие того, насколько болезненной является для Китая "проблема национального сепаратизма", в первую очередь уйгурского.
***
В целом, можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что в результате активных шагов, предпринимаемых Пекином на центральноазиатском направлении, была принята и по настоящее время проводится согласованная между КНР и странами ЦА политика в отношении "проблемы уйгурского сепаратизма". Однако, очевидно и то, что рассматривать данную "проблему" в столь узком ракурсе представляется в корне неправильным, в том числе и на современном этапе, когда в результате набирающего обороты мирового финансового кризиса в сложных социально-экономических условиях оказались как сам Китай, так и государства Центральной Азии. Сокращение объемов внешней торговли и спад промышленного производства, рост числа безработных – вот далеко не полный перечень возможных негативных последствий.
В отсутствии скоординированной социально-экономической политики в рамках ШОС и четкого плана преодоления кризиса совместными усилиями, указанные последствия несомненно могут способствовать формированию благоприятной почвы для активизации деятельности радикальных сил, в том числе и сепаратиских. В Пекине и странах региона прекрасно осознают сохраняющуюся остроту "проблемы уйгурского сепаратизма", тем более, что в последние годы она "идет" во все более тесном тандеме с проблемами религиозного экстремизма, политического ислама и нестабильности в Афганистане.
Поэтому, очевидно, что если не смотреть на данный комплекс проблем в более широком и стратегическом контексте, их долгосрочное решение будет маловероятным. Подобная перспектива не отвечает интересам национальной безопасности ни Китая, ни государств ЦА, ни России, что в обозримом будущем должно предопределить их более тесное и доверительное взаимодействие по проблемам и проблемным моментам в сферах политики, экономики и безопасности, способным дестабилизировать любой из национальных сегментов геополитического пространства ШОС.
Во-первых, данное взаимодействие должно поставить во главу угла задачу усиления именно аналитического потенциала ШОС: создания постоянно действующих в рамках Организации исследовательских механизмов и проектов, аналитического и аналитико-прогнозного сопровождения принимаемых решений.
Во-вторых, задачи по стабилизации Афганистана и социально-экономическому развитию ШОС, как представляется, должны выйти на передний план деятельности Организации. В этом контексте особого внимания заслуживает идея создания масштабной программы ШОС по комплексному развитию именно внутренних территорий Евразии (Центральная Азия, СУАР, Сибирь, Афганистан), обладающих схожими геоэкономическими условиями и, соответственно, требующих схожих и общих подходов к решению существующих здесь проблем. Одними из первых шагов в данном направлении должно стать создание водно-энергетической и инновационно-промышленной схем интеграции в рамках ШОС. Именно в этих условиях – условиях развития региональной интеграции, острота вопроса уйгурского (и этнического в целом) сепаратизма может быть снижена заметно.
В-третьих, отдельной задачей должна стать более тесная координация усилий со странами-наблюдателями ШОС, характер участия которых в решении ключевых проблем Организации и будет являться главным индикатором их реальной готовности к полноправному членству в данной структуре.
Безусловно, что подобные задачи требуют принципиального реформирования ШОС, выработку новой стратегии и идеологии развития Организации. Готова ли сегодня к этому сама ШОС? И если не готова, то тогда какая судьба ее ждет завтра?
Николай Гусейнов, специально для TuranToday.com
