Не признают моего тюркства в этой Абиссинии...
Азербайджанский народ, который подвергся вооруженной агрессии со стороны националистично настроенных лидеров наших соседей, сегодня подвергается агрессии так сказать и "культурной". Как бы странно это ни звучало, но это факт. Именно поэтому я бы хотел посвятить свою статью великому поэту и философу, имя которого Низами Гянджеви Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф (1141-1209, родился в азербайджанском городе Гянджа). 
Как известно, армянские "фидаины", которые наглым образом воруют все наше культурное достояние начиная от национальных блюд и заканчивая национальной музыкой и танцами, при этом особо не стараясь даже переводить их тюркские названия на свой "хайский", теперь уже, поддерживая своих друзей из числа персидских шовинистов, стараются отнять у нас и Низами, преподнеся его миру как персидского поэта с персидским происхождением.
Мы все знаем, как поэт знаменит и любим не только на Востоке, но и на Западе. В свое время Генрих Гейне говорил: "Германия имеет своих великих поэтов, но что они по сравнению с Низами".
А теперь чуть подробнее.
Одним из "доводов", которыми заручились армяне, является эта цитата великого поэта:
Хотим, чтоб в честь любви Меджнуна
Гранил, как жемчуг, ты слова свои...
Арабской ли, персидской ли фатой
Украсишь прелесть новобрачной той...
Мы знаем толк в речениях людских,
Мы замечаем каждый новый стих.
Но к тюркским нравам непричастен двор,
Нам тюркский неприличен разговор.
Раз мы знатны и саном высоки,
То и в речах высоких знатоки!
Извините, проблема лишь в одном: армянские оппоненты не хотят читать отрывок целиком и понять чьими устами говорит здесь Низами, который изображает Ширваншахов, поручивших ему написать поэму, но ни в коем случае не писать ее на тюркском. Поэтому в конце поэт восклицает:
Прочел я… Кровь мне бросилась в лицо, -
Так, значит, в ухе рабское кольцо!
[Низами Гянджеви, "Лейли и Меджнун",
пер. П. Антокольского, М., 1957, С. 28-29]
А вот в поддержку моим словам другой отрывок:
Не сломят меня эти бессердечные,
Я жалуюсь тем, которых еще нет на свете,
Моего тюркства в этой Абиссинии не признают,
И поэтому не едят моей вкусной окрошки
[Низами Гянджеви, "Семь красавиц", 1197 г.]
Академик И.Ю.Крачковский писал: "Ширван-шах Ахситан Первый (1160-1191), который ненавидел атабеков и все тюркское и постоянно враждовал с Джахан-Пахлаваном и Кызыл-Арсланом (1186-1191), отправил гонца к поэту в Гянджу, с заказом написать в его честь новую поэму. В письме Ахситан прямо говорил поэту: "Мы высокородные цари и исполняем свое обещание, мы верны своим словам и не поступаем так, как низкородные тюрки - султан Махмуд и Кызыл-Арслан по отношению к тебе. Поэтому ты создай нам подобающие нашему высокому роду, высокие, а не грубые "тюркоподобные" слова". Несмотря на политическую подоплеку Ахситана Первого, его оскорбительные слова задели поэта".
Так же обращаясь именно к Ахситану, поэт говорит:
Хотя чистое сердце и победоносное счастье
И являются твоими добрыми советчиками,
Все же и от этого советчика с божьей благодатью
Выслушай два-три слова, словно утренняя молитва.
Посмотри, сколько голов погубил мир,
И сколько царей пережил.
Ты, бдительный шах, знающий свое дело,
Становись же (теперь), если сможешь, бдительным тюрком.
Тут наш поэт, так сказать, одним выстрелом убил двух зайцев: показал несостоятельность Ахситана как шаха, то есть хотя он и как-то может и преуспел в государственных делах, но еще не стал вождем, так как не имел свойств бдительности, рассудительности, воинственности и храбрости, столь свойственные тюркским правителям, язык которых этот правитель Ширван-шахов считал варварским и дикарским.
А теперь обратите внимание, какими эпитетами шейх Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф, он же Низами, описал храбрость и мужество тюрка в "Шараф-наме":
Крокодилов у рек рвал я в схватках упорных,
Словно лев, я бросаю врагов своих ниц,
Не привык я к уловкам лукавых лисиц,
Все затмило неистовство тюркского ная,
Мышцам тюрков железную силу давая.
Не будем забывать, что поэт жил во времена сельджукской раздробленности, когда регионами некогда огромной страны правили уже свободно атабеки, являвшиеся духовными наставниками султанов. Одним из этих атабекств было Атабекство Азербайджан, основанное тюрком-кыпчаком Ильденгизидом. При Кызыл-Арслане оно еще больше укрепилось, расширив границы.
Но Низами не особо-то был рад распаду Великой Сельджукской империи, которой был так привлекателен древний персидский мир, что султаны стали отождествлять себя с древними персидскими шахами, и немалую роль здесь сыграла поэма "Шахнаме" Фирдоуси, прочитать и знать которую был просто обязан каждый аристократ того времени.
Именно поэтому Низами в поэме Хосров и Ширин, в главе "Завещание Михин Бану" пишет:
Если он Луна, тогда мы Солнце,
Если он Кейхосров, тогда мы - Афрасиабы
Акад. Бертельс писал о Низами так: "Более критическое, в сравнении, например, с Фирдоуси, отношение к представителям иранской царской династии (Яздигерд, Бахрам, Дарий, Нушираван)".
А теперь давайте прочитаем отрывок из "Сокровищницы тайн" Низами, а именно "Рассказ про старуху и Султана Санджара":
Держава тюрок, которая возвысилась,
Обрела власть благодаря любви к справедливости.
Раз ты творишь беззаконие (тиранию)
То ты не тюрок, а вор-индус.
На эту цитату академик Евгений Бертельс дал этим строчкам такое пояснение: "Здесь сельджукская знать противопоставляется иранской аристократии, которая, очевидно, по мнению Низами, к справедливости не стремилась".
Как известно из истории Султан Санджар был одним из самых неудачливых сельджукских правителей: раскол империи, долгие войны с другими тюркскими соседями приводили страну к краху, при этом государство чуть ли не иранизировалось, как я уже отметил выше.
Рене Груссе в своей книге "Империя степей. Атилла, Чингиз-хан, Тамерлан" так описывал эти события: "Сельджуки, ставшие персами, не смогли защитить Персию от тюрок, еще остававшимися тюрками. Несмотря на их добрые намерения, не смотря на "рейнский барьер" у берегов Амударьи, они оставались предвестниками всех хорезмийских, чингизидских и тимуридских вторжений".
А В.Бартольд указывал: "Прочного объединения всех мусульманских тюрок в одно государство не произошло и не могло произойти; велика был уж тогда разница между тюрками Средней Азии и ушедшими на Запада огузами" (В.Бартольд, "Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии").
Нельзя просто возразить цитате акад. Бертельса, который является автором таких трудов как "Великий азербайджанский поэт Низами", "Гениальный азербайджанский поэт Низами.", "Низами и Фузули:"
А теперь давайте поговорим о национальности нашего великого поэта, кем же был он по отцу, так как по матери, мы знаем, он курд.
Прочитаем для начала слова академика А.Е.Крымского: "Низами имел возможность с детства присматриваться к жизни кочевников и когда потом писал свою поэму "Лейли и Меджнун", то мог представлять себе невиданный им далекий быт аравийских кочевников наподобие близкого туркменского в его родном Арране".
Под понятием "туркменский" имеют в виду племена огузо-сельджукского союза, которые стали ядром формирования в том числе и нашего азербайджанского народа, позже за нами укрепится это имя – "тюркман". Достаточно вспомнить слова Абу Рейхана Бируни: "Когда какой-нибудь гуз принимал Ислам, гузы говорили: "он стал туркменом", а мусульмане говорили, что в их число вошел "туркмен", то есть похожий на тюрка" (Абу Рейхан Бируни, "Собрание сведений для познания драгоценностей").
Вот к примеру Якут ал-Хамави, побывавший в Азербайджане в 1213 и 1220-х гг, писал: "Мукан – область, в которой много сел и пастбищ. Она заселена туркменами, которые пасут здесь свои стада, и туркмены составляют здесь большинство населения".
Подтверждают слова академика Крымского и средневековые восточные историки. Так еще в 1070 году Ибн Азрак писал, что "Гянджа является великой столицей тюрок". Знаменитый историк хорезмшаха Джелал-ад-Дина Менгуберди – Ан-Насави неоднократно отмечал, что "В Арране и Мугане тюрки, словно муравьи, неисчислимы".
Так же вспоминается и цитата из Аджаиб ад-дунйа ("Чудеса мира"), XIII в: "Благословенное место, полное благ: оно было зимним местопребыванием царей. В населенной части мира [нет] стольких построек (имарет), как имеется в Арране. Ни в каком другом месте нет такого количества тюрок: говорят, там есть сто тысяч тюркских всадников". Другой пример: Масуд ибн Намдара (нач. ХII в.) в свое время описывал народное восстание в одном из крупнейших городов средневекового Азербайджана – Байлакане, при этом подчеркивая, что восстание в Байлакане подняли и возглавили туркмены и тюрки.
Справедливости ради надо сказать, что просто под словом "тюрок" часто имели в виду племена либо не огузского происхождения, например кыпчаков, либо же тех же самых туркмен (или туркоман), которые перешли к оседлому образу жизни. В.М.Запорожец расписывая сельджукский период говорил: "Разница заключалась лишь в том, что кочевых огузов называли туркменами, а оседлых – тюрками" (В.М.Запорожец, "Сельджуки").
Цитат средневековых мусульманских летописцев и авторитетных историков довольно таки много, но не будем зацикливаться на этом, а давайте вспомним про Кумскую версию происхождения Низами Гянджеви, которая так льстит персидскому самолюбию и армянской ненависти и главное зависти ко всему тюркскому некоторых шовинистов.
После одного из комментариев в биографическом сочинении "Атешкида" ("Atashkadah") Хаджи Лютф Али Бека (XVIII век) люди стали сомневаться в том, что Низами был гянджинцем.
Так, в "Атешкиде" цитируется такой куплет из рукописей "Искандер-намэ":
Хотя я затерян в море Гянджи словно жемчужина,
Но я из Кухистана (букв. "Горной страны") города Кум,
В Тафрише (Tafrish) есть деревня, и свою славу (букв. "свое имя")
Низами стал искать оттуда.
Что бы не пугать читателей, заверю вас сразу же, что давно уже выведено, в старейших рукописях "Искандер-намэ" этой строки не имеется, и это сообщение, о том что якобы Низами родом из Кума помещено на основе двух бейтов, внесенных в текст "Икбал-наме" .
Вот подлинный текст:
Низами, открой замок сокровищницы,
До каких пор и доколь ты будешь пленником Гянджи?
Выложи, если ты уложил какую-нибудь дичь,
Пускай [ее] в хождение, если накопил сокровищницу.
Говорит сама Мариэтта Шагинян (переводчица произведений Низами на армянский): "Это поздние вставки идеологически-мотивированных переписчиков в одну из поэм поэта, и проще говоря, фальсификация... Кое-кто в Иране в сороковых годах, в связи с приближающимся юбилеем, поднял ярую кампанию за полную принадлежность Низами к персидской культуре. Задолго до юбилейной даты, еще в 1925 году, советский ученый-востоковед Ю.Н.Марр отправился в научную командировку в Иран, который он и раньше знал и любил. Его удивило, между прочим, резко отрицательное, не то небрежное, не то враждебное отношение персов к Хакани и Низами. По мнению Марра, такое отношение объясняется тем, что сами персы не считают и не могут считать этих двух поэтов, уроженцев и жителей кавказского Азербайджана, за своих национальных писателей".
А вот что пишет акад. Бертельс, который не раз это цитировал:
"О Гяндже Низами в своих произведениях упоминает весьма часто, его "нисба", т. е. прозвище, указывающее на происхождение, всеми лучшими источниками указывается в форме Ганджеви, т.е. Ганджинский. Правда, некоторыми европейскими ориенталистами делались попытки, на основании поздних персидских источников, связать или самого Низами, или его род с городом Кум (в Иране), но эти попытки приходится отвергнуть. Они покоятся на строчке во второй части "Искендернамэ", где Низами якобы упоминает о Куме. Но строка эта, как уже было отмечено английским востоковедом Риё — позднейшая вставка и Низами не принадлежит. Это утверждение Риё вполне подтверждается и нашими материалами. В лучшей и старейшей из известных мне рукописей Низами, принадлежащей Национальной библиотеке в Париже и датированной 763 г. х. (1360 г, н. э.), этой строки также не имеется".
Довольно вспомнить слова самого поэта: "Я – жестоко осажденный в городе родном..." (Низами Гянджеви: "Семь красавиц").
Говоря словами проф. Рустама Алиева, с которыми не возможно не согласиться: "В этих четырех строчках содержится сразу несколько вопиющих ошибок. Неправильно написано слово "Кухистан", которое в персидских текстах писалось через букву "кяф", а не "каф"; город Кум не имел никакого пригорода, области или круга под названием "Кухистан"; "Гузистан", арабизироанная форма Кухистана - область (вилайет) в Хорасане; Тафриш - округ, который тоже не имеет никакого отношение к городу Куму, ибо он расположен на западе Ирана в районе городе Саве; написание Тафриша интерполяторами также грубо искажено. Наконец, самое главное, как показало сравнение текстов "Икбал-наме", ни в одном из древнейших списков поэмы этих строк нет".
На последок поговорим и о жене Низами Гянджеви, которую звали Афаг. Напомним, она, истинное имя которой было Аппак, являлась по происхождению кыпчакской тюрчанкой, рабыней, которую ему подарил правитель Дербента Сейфаддин Музаффар. Кстати, она была "безграмотной", то есть знала только свой родной тюркский. И мне очень интересно, на каком языке супруги общались между собой?!
Как я уже указывал, кыпчаки оставили свой глубокий след на территории Азербайджана, как на территории Гянджа-Басара, Борчалу и Чухур Саада (территория современной Армении) так и на территории Карабаха. Некоторые наши слова взяты с кыпчакского языка, например – "яхшы", ведь как мы знаем, огузы говорят "ийи" или "иги". Так же можно указать и диалектное жокание среди азербайджанских тюрок, которое так свойственно кыпчакам. Грузинские цари порой использовали наемных кыпчакских воинов в борьбе против сельджуков. Абсолютно согласен со словами Ю.Евстегнеева, который пишет: "К кыпчакам восходит происхождение некоторых этнических групп северных азербайджанцев, в частности казахов (газахляр, Казахский район Республики Азербайджана), о чем свидетельствует их этноним из слова, известного в "Кодексе Куманикусе", и особенности их говора" (Ю.Евстегнеев , "Кыпчаки/половцы/куманы и их потомки"). Да, так же там и оседали огузские и тюркоманские племена, такие как иймир, айрумли, шамшаддил и т.д., что привело к особо огузо-кыпчакскому субстрату на данной территории и в нашей стране в целом. Все это в очередной раз доказывает то, каким своего рода "тюркским котлом" является Азербайджан.
И затрагивая тему о тюрках и говоря о спутнице жизни нашего поэта Низами, я бы хотел закончить свою статью цитатой академика Ю.Н.Марра:
"Неизменный образ "тюрчанки", как поэтический символ женской красоты...; многочисленные афористические выражения, языковые обороты, характерные именно для тюркского (азербайджанского) фольклора, народного языка (на что часто указывают специалисты), многие прямые указания и намеки самого поэта, - все это обличает в Низами азербайджанского поэта, говорит о глубоких народных корнях его творчества. Недаром представители персидской интеллигенции, филологи признают, что "Низами – не персидский поэт, он жил и работал в азербайджанской среде, и стихи его непонятны персу".
Самир Агаяров, специально для TuranToday.com
Как известно, армянские "фидаины", которые наглым образом воруют все наше культурное достояние начиная от национальных блюд и заканчивая национальной музыкой и танцами, при этом особо не стараясь даже переводить их тюркские названия на свой "хайский", теперь уже, поддерживая своих друзей из числа персидских шовинистов, стараются отнять у нас и Низами, преподнеся его миру как персидского поэта с персидским происхождением.
Мы все знаем, как поэт знаменит и любим не только на Востоке, но и на Западе. В свое время Генрих Гейне говорил: "Германия имеет своих великих поэтов, но что они по сравнению с Низами".
А теперь чуть подробнее.
Одним из "доводов", которыми заручились армяне, является эта цитата великого поэта:
Хотим, чтоб в честь любви Меджнуна
Гранил, как жемчуг, ты слова свои...
Арабской ли, персидской ли фатой
Украсишь прелесть новобрачной той...
Мы знаем толк в речениях людских,
Мы замечаем каждый новый стих.
Но к тюркским нравам непричастен двор,
Нам тюркский неприличен разговор.
Раз мы знатны и саном высоки,
То и в речах высоких знатоки!
Извините, проблема лишь в одном: армянские оппоненты не хотят читать отрывок целиком и понять чьими устами говорит здесь Низами, который изображает Ширваншахов, поручивших ему написать поэму, но ни в коем случае не писать ее на тюркском. Поэтому в конце поэт восклицает:
Прочел я… Кровь мне бросилась в лицо, -
Так, значит, в ухе рабское кольцо!
[Низами Гянджеви, "Лейли и Меджнун",
пер. П. Антокольского, М., 1957, С. 28-29]
А вот в поддержку моим словам другой отрывок:
Не сломят меня эти бессердечные,
Я жалуюсь тем, которых еще нет на свете,
Моего тюркства в этой Абиссинии не признают,
И поэтому не едят моей вкусной окрошки
[Низами Гянджеви, "Семь красавиц", 1197 г.]
Академик И.Ю.Крачковский писал: "Ширван-шах Ахситан Первый (1160-1191), который ненавидел атабеков и все тюркское и постоянно враждовал с Джахан-Пахлаваном и Кызыл-Арсланом (1186-1191), отправил гонца к поэту в Гянджу, с заказом написать в его честь новую поэму. В письме Ахситан прямо говорил поэту: "Мы высокородные цари и исполняем свое обещание, мы верны своим словам и не поступаем так, как низкородные тюрки - султан Махмуд и Кызыл-Арслан по отношению к тебе. Поэтому ты создай нам подобающие нашему высокому роду, высокие, а не грубые "тюркоподобные" слова". Несмотря на политическую подоплеку Ахситана Первого, его оскорбительные слова задели поэта".
Так же обращаясь именно к Ахситану, поэт говорит:
Хотя чистое сердце и победоносное счастье
И являются твоими добрыми советчиками,
Все же и от этого советчика с божьей благодатью
Выслушай два-три слова, словно утренняя молитва.
Посмотри, сколько голов погубил мир,
И сколько царей пережил.
Ты, бдительный шах, знающий свое дело,
Становись же (теперь), если сможешь, бдительным тюрком.
Тут наш поэт, так сказать, одним выстрелом убил двух зайцев: показал несостоятельность Ахситана как шаха, то есть хотя он и как-то может и преуспел в государственных делах, но еще не стал вождем, так как не имел свойств бдительности, рассудительности, воинственности и храбрости, столь свойственные тюркским правителям, язык которых этот правитель Ширван-шахов считал варварским и дикарским.
А теперь обратите внимание, какими эпитетами шейх Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф, он же Низами, описал храбрость и мужество тюрка в "Шараф-наме":
Крокодилов у рек рвал я в схватках упорных,
Словно лев, я бросаю врагов своих ниц,
Не привык я к уловкам лукавых лисиц,
Все затмило неистовство тюркского ная,
Мышцам тюрков железную силу давая.
Не будем забывать, что поэт жил во времена сельджукской раздробленности, когда регионами некогда огромной страны правили уже свободно атабеки, являвшиеся духовными наставниками султанов. Одним из этих атабекств было Атабекство Азербайджан, основанное тюрком-кыпчаком Ильденгизидом. При Кызыл-Арслане оно еще больше укрепилось, расширив границы.
Но Низами не особо-то был рад распаду Великой Сельджукской империи, которой был так привлекателен древний персидский мир, что султаны стали отождествлять себя с древними персидскими шахами, и немалую роль здесь сыграла поэма "Шахнаме" Фирдоуси, прочитать и знать которую был просто обязан каждый аристократ того времени.
Именно поэтому Низами в поэме Хосров и Ширин, в главе "Завещание Михин Бану" пишет:
Если он Луна, тогда мы Солнце,
Если он Кейхосров, тогда мы - Афрасиабы
Акад. Бертельс писал о Низами так: "Более критическое, в сравнении, например, с Фирдоуси, отношение к представителям иранской царской династии (Яздигерд, Бахрам, Дарий, Нушираван)".
А теперь давайте прочитаем отрывок из "Сокровищницы тайн" Низами, а именно "Рассказ про старуху и Султана Санджара":
Держава тюрок, которая возвысилась,
Обрела власть благодаря любви к справедливости.
Раз ты творишь беззаконие (тиранию)
То ты не тюрок, а вор-индус.
На эту цитату академик Евгений Бертельс дал этим строчкам такое пояснение: "Здесь сельджукская знать противопоставляется иранской аристократии, которая, очевидно, по мнению Низами, к справедливости не стремилась".
Как известно из истории Султан Санджар был одним из самых неудачливых сельджукских правителей: раскол империи, долгие войны с другими тюркскими соседями приводили страну к краху, при этом государство чуть ли не иранизировалось, как я уже отметил выше.
Рене Груссе в своей книге "Империя степей. Атилла, Чингиз-хан, Тамерлан" так описывал эти события: "Сельджуки, ставшие персами, не смогли защитить Персию от тюрок, еще остававшимися тюрками. Несмотря на их добрые намерения, не смотря на "рейнский барьер" у берегов Амударьи, они оставались предвестниками всех хорезмийских, чингизидских и тимуридских вторжений".
А В.Бартольд указывал: "Прочного объединения всех мусульманских тюрок в одно государство не произошло и не могло произойти; велика был уж тогда разница между тюрками Средней Азии и ушедшими на Запада огузами" (В.Бартольд, "Двенадцать лекций по истории тюркских народов Средней Азии").
Нельзя просто возразить цитате акад. Бертельса, который является автором таких трудов как "Великий азербайджанский поэт Низами", "Гениальный азербайджанский поэт Низами.", "Низами и Фузули:"
"Двигаясь на запад, сельджуки сначала завладели теми частями халифата, где уже в X в. успела сложиться богатая и совершенная литература на языке персидском — Средней Азией и Хорасаном. Новые хозяева приняли это литературное наследие вместе с государственным аппаратом своих предшественников. Не нужно забывать, что придворные поэты при саманидах и газневидах входили в штат дворцового управления, представляли собой своего рода чиновников. Сохранив аппарат, сельджуки, тем самым, сохранили и язык, которым этот аппарат пользовался, и, более того, содействовали распространению этого языка, как литературного, далеко за первоначальные его пределы. Именно при сельджуках персидский язык делается основным литературным языком огромной территории от Индии до Малой Азии. Сельджуки не противопоставляют себя вытесненной ими родовой аристократии, они считают себя ее заместителями. Отсутствие национального самосознания не дает им возможности выдвинуть свой родной язык, как это решительно сделали Тимуриды в ХV в. Условий для такой смены еще не было".
А теперь давайте поговорим о национальности нашего великого поэта, кем же был он по отцу, так как по матери, мы знаем, он курд.
Прочитаем для начала слова академика А.Е.Крымского: "Низами имел возможность с детства присматриваться к жизни кочевников и когда потом писал свою поэму "Лейли и Меджнун", то мог представлять себе невиданный им далекий быт аравийских кочевников наподобие близкого туркменского в его родном Арране".
Под понятием "туркменский" имеют в виду племена огузо-сельджукского союза, которые стали ядром формирования в том числе и нашего азербайджанского народа, позже за нами укрепится это имя – "тюркман". Достаточно вспомнить слова Абу Рейхана Бируни: "Когда какой-нибудь гуз принимал Ислам, гузы говорили: "он стал туркменом", а мусульмане говорили, что в их число вошел "туркмен", то есть похожий на тюрка" (Абу Рейхан Бируни, "Собрание сведений для познания драгоценностей").
Вот к примеру Якут ал-Хамави, побывавший в Азербайджане в 1213 и 1220-х гг, писал: "Мукан – область, в которой много сел и пастбищ. Она заселена туркменами, которые пасут здесь свои стада, и туркмены составляют здесь большинство населения".
Подтверждают слова академика Крымского и средневековые восточные историки. Так еще в 1070 году Ибн Азрак писал, что "Гянджа является великой столицей тюрок". Знаменитый историк хорезмшаха Джелал-ад-Дина Менгуберди – Ан-Насави неоднократно отмечал, что "В Арране и Мугане тюрки, словно муравьи, неисчислимы".
Так же вспоминается и цитата из Аджаиб ад-дунйа ("Чудеса мира"), XIII в: "Благословенное место, полное благ: оно было зимним местопребыванием царей. В населенной части мира [нет] стольких построек (имарет), как имеется в Арране. Ни в каком другом месте нет такого количества тюрок: говорят, там есть сто тысяч тюркских всадников". Другой пример: Масуд ибн Намдара (нач. ХII в.) в свое время описывал народное восстание в одном из крупнейших городов средневекового Азербайджана – Байлакане, при этом подчеркивая, что восстание в Байлакане подняли и возглавили туркмены и тюрки.
Справедливости ради надо сказать, что просто под словом "тюрок" часто имели в виду племена либо не огузского происхождения, например кыпчаков, либо же тех же самых туркмен (или туркоман), которые перешли к оседлому образу жизни. В.М.Запорожец расписывая сельджукский период говорил: "Разница заключалась лишь в том, что кочевых огузов называли туркменами, а оседлых – тюрками" (В.М.Запорожец, "Сельджуки").
Цитат средневековых мусульманских летописцев и авторитетных историков довольно таки много, но не будем зацикливаться на этом, а давайте вспомним про Кумскую версию происхождения Низами Гянджеви, которая так льстит персидскому самолюбию и армянской ненависти и главное зависти ко всему тюркскому некоторых шовинистов.
После одного из комментариев в биографическом сочинении "Атешкида" ("Atashkadah") Хаджи Лютф Али Бека (XVIII век) люди стали сомневаться в том, что Низами был гянджинцем.
Так, в "Атешкиде" цитируется такой куплет из рукописей "Искандер-намэ":
Хотя я затерян в море Гянджи словно жемчужина,
Но я из Кухистана (букв. "Горной страны") города Кум,
В Тафрише (Tafrish) есть деревня, и свою славу (букв. "свое имя")
Низами стал искать оттуда.
Что бы не пугать читателей, заверю вас сразу же, что давно уже выведено, в старейших рукописях "Искандер-намэ" этой строки не имеется, и это сообщение, о том что якобы Низами родом из Кума помещено на основе двух бейтов, внесенных в текст "Икбал-наме" .
Вот подлинный текст:
Низами, открой замок сокровищницы,
До каких пор и доколь ты будешь пленником Гянджи?
Выложи, если ты уложил какую-нибудь дичь,
Пускай [ее] в хождение, если накопил сокровищницу.
Говорит сама Мариэтта Шагинян (переводчица произведений Низами на армянский): "Это поздние вставки идеологически-мотивированных переписчиков в одну из поэм поэта, и проще говоря, фальсификация... Кое-кто в Иране в сороковых годах, в связи с приближающимся юбилеем, поднял ярую кампанию за полную принадлежность Низами к персидской культуре. Задолго до юбилейной даты, еще в 1925 году, советский ученый-востоковед Ю.Н.Марр отправился в научную командировку в Иран, который он и раньше знал и любил. Его удивило, между прочим, резко отрицательное, не то небрежное, не то враждебное отношение персов к Хакани и Низами. По мнению Марра, такое отношение объясняется тем, что сами персы не считают и не могут считать этих двух поэтов, уроженцев и жителей кавказского Азербайджана, за своих национальных писателей".
А вот что пишет акад. Бертельс, который не раз это цитировал:
"О Гяндже Низами в своих произведениях упоминает весьма часто, его "нисба", т. е. прозвище, указывающее на происхождение, всеми лучшими источниками указывается в форме Ганджеви, т.е. Ганджинский. Правда, некоторыми европейскими ориенталистами делались попытки, на основании поздних персидских источников, связать или самого Низами, или его род с городом Кум (в Иране), но эти попытки приходится отвергнуть. Они покоятся на строчке во второй части "Искендернамэ", где Низами якобы упоминает о Куме. Но строка эта, как уже было отмечено английским востоковедом Риё — позднейшая вставка и Низами не принадлежит. Это утверждение Риё вполне подтверждается и нашими материалами. В лучшей и старейшей из известных мне рукописей Низами, принадлежащей Национальной библиотеке в Париже и датированной 763 г. х. (1360 г, н. э.), этой строки также не имеется".
Довольно вспомнить слова самого поэта: "Я – жестоко осажденный в городе родном..." (Низами Гянджеви: "Семь красавиц").
Говоря словами проф. Рустама Алиева, с которыми не возможно не согласиться: "В этих четырех строчках содержится сразу несколько вопиющих ошибок. Неправильно написано слово "Кухистан", которое в персидских текстах писалось через букву "кяф", а не "каф"; город Кум не имел никакого пригорода, области или круга под названием "Кухистан"; "Гузистан", арабизироанная форма Кухистана - область (вилайет) в Хорасане; Тафриш - округ, который тоже не имеет никакого отношение к городу Куму, ибо он расположен на западе Ирана в районе городе Саве; написание Тафриша интерполяторами также грубо искажено. Наконец, самое главное, как показало сравнение текстов "Икбал-наме", ни в одном из древнейших списков поэмы этих строк нет".
На последок поговорим и о жене Низами Гянджеви, которую звали Афаг. Напомним, она, истинное имя которой было Аппак, являлась по происхождению кыпчакской тюрчанкой, рабыней, которую ему подарил правитель Дербента Сейфаддин Музаффар. Кстати, она была "безграмотной", то есть знала только свой родной тюркский. И мне очень интересно, на каком языке супруги общались между собой?!
Как я уже указывал, кыпчаки оставили свой глубокий след на территории Азербайджана, как на территории Гянджа-Басара, Борчалу и Чухур Саада (территория современной Армении) так и на территории Карабаха. Некоторые наши слова взяты с кыпчакского языка, например – "яхшы", ведь как мы знаем, огузы говорят "ийи" или "иги". Так же можно указать и диалектное жокание среди азербайджанских тюрок, которое так свойственно кыпчакам. Грузинские цари порой использовали наемных кыпчакских воинов в борьбе против сельджуков. Абсолютно согласен со словами Ю.Евстегнеева, который пишет: "К кыпчакам восходит происхождение некоторых этнических групп северных азербайджанцев, в частности казахов (газахляр, Казахский район Республики Азербайджана), о чем свидетельствует их этноним из слова, известного в "Кодексе Куманикусе", и особенности их говора" (Ю.Евстегнеев , "Кыпчаки/половцы/куманы и их потомки"). Да, так же там и оседали огузские и тюркоманские племена, такие как иймир, айрумли, шамшаддил и т.д., что привело к особо огузо-кыпчакскому субстрату на данной территории и в нашей стране в целом. Все это в очередной раз доказывает то, каким своего рода "тюркским котлом" является Азербайджан.
И затрагивая тему о тюрках и говоря о спутнице жизни нашего поэта Низами, я бы хотел закончить свою статью цитатой академика Ю.Н.Марра:
"Неизменный образ "тюрчанки", как поэтический символ женской красоты...; многочисленные афористические выражения, языковые обороты, характерные именно для тюркского (азербайджанского) фольклора, народного языка (на что часто указывают специалисты), многие прямые указания и намеки самого поэта, - все это обличает в Низами азербайджанского поэта, говорит о глубоких народных корнях его творчества. Недаром представители персидской интеллигенции, филологи признают, что "Низами – не персидский поэт, он жил и работал в азербайджанской среде, и стихи его непонятны персу".
Самир Агаяров, специально для TuranToday.com
